Все мы смертны. Наши тела – не статичны, они непрерывно стареют и увядают. Мы не можем остановить этот процесс.
Мы можем лишь пытаться его как-то замедлить и «гармонизировать», чтобы тело умирало не по частям, причиняя адскую боль, а «равномерно», как бы естественным образом.
В самой сердцевине всех наших психических процессов таится страх исчезновения, страх смерти. Это – «низкоуровневая» борьба за жизнь в самом ее источнике.
И единственное реальное отличие человека от насекомого заключается в том, что наша человеческая тенденция бороться за жизнь проявляется не прямолинейно, а с помощью максимально усложненных и запутанных мер, таким образом, чтобы мы перестали замечать эту простую истину.
Нам нравится думать о себе, как о возвышенных созданиях, созидающих высокие материи. Но реально, единственное, что мы делаем в этой жизни на самом деле, сводится к борьбе за право жить.
Мы облепили себя гламурными виджетами и высокотехнологичными гаджетами. Мы создаем рекламные ролики, пропагандирующие качественное наивысшее бытие, а затем сами же эти ролики смотрим, истекая слюной, и тоскуя по несбыточной мечте блаженного бессмертия.
Каждый ход в этой игре делается для отсрочки смерти. А нашей эфемерной победой является вечная и бесконечная жизнь, наполненная блаженным осознанием собственной нерушимости.
В основе всех наших потуг на фронте бытия стоит «инстинкт» смерти.
Все наши радости и огорчения, все бесконечно сложные, творческие галлюцинации о любви, чести, свободе, все, что мы воспеваем в своих былинах и легендах сводится к простому выживанию в действительности, которая угрожает нашей быстротечной жизни.
Быть или не быть?
Природа мудра. Чтобы поддерживать жизнь, природа должна как-то оградить ее от гибели.
Боль для нас – это превосходная причина беречь свои тела от опасности.
Страх – это первичный сигнал, который оповещает об угрозе существованию. Все страхи, да и просто бытовые недовольства сводятся к страху смерти.
Если, предположим, человек случайно смахнул локтем со стола кружку, и она вдребезги разбилась, почему это хотя бы чуточку, но огорчает?
Почему нам не нравятся крошки на ковре, грязные стены, загаженные лифты, вмятины на корпусе машины?
Почему потребителя реальности может огорчить маленькая царапинка на экране его смартфона, вонзившаяся занозой в «мозг»?
Все дело в том, что нас удручают признаки неблагополучия. Страх крошек на ковре – это страх смерти. Вокруг нас то и дело возникают тысячи вариаций неидеального бытия.
Чем больше таких «симптомов» вокруг нас, тем дальше мы от своих фантазий о наилучшей жизни. Определенное количество этих признаков складывается в единый слой неблагополучия и плачевности.
Когда мы замечаем этот «слой», то буквально кожей ощущаем, как понижается уровень нашей жизни, и мы обеими ногами увязаем чуть глубже в трясине захудалости и разрухи.
В душе образовывается ощущение мрачной тенденции, словно невидимая рука смерти набросила на шею петлю, и неспешно тянет за нее в бездну тлена и распада. Погружение это медленное и мучительное.
А на дне этой бездны ожидает кромешный ужас, чистая, тотальная смерть, пронзающая само существование током идеального страха.
Все это происходит в бессознательных слоях психики. На уровне событий человек при этом вполне может оставаться обеспеченным и уважаемым толстосумом.
Просто у человека этого, один из субъективно важных параметров качества жизни был подвержен небольшой, быть может, надуманной угрозе.
Например, жена говорила по телефону с незнакомым мужчиной. Потом оказалось, что звонил ее брат, и переживать не о чем.
Сеанс одиночества и бессмысленности собственного бытия отложен на более подходящий момент.
Как правило, человек в этой жизни толком и не живет, а балансирует между процветанием и увяданием, между жизнью и смертью. Наверное, звучит философски. Но это – чистая практика повседневности.
Просто мы не ощущаем причины. Мы задавили базовые переживания своим умом, и теперь вместо страха смерти и радости бытия ощущаем унижение и самоутверждение.
Любовь или нелюбовь?
Унижение – это социально адаптированный страх смерти. Мы готовы на все, чтобы сохранить лицо.
Мы подавили страх смерти в бессознательное, и начали собирать коллекцию признаков благополучия и успешности, чтобы убедить себя в собственной пригодности к жизни.
Этой занимательной игрой мы начали увлекаться в раннем детстве, впитывая все ее правила с пеленок.
В раннем детстве мы были полностью зависимы от родителей. Угроза утраты родителей для нас была равносильна гибели, потому что сам о себе маленький ребенок позаботиться не способен.
Дети чрезвычайно чувствительны во всем, что касается их связи с родителями. Когда эта связь крепкая, когда родители ребенка любят, он ощущает себя в безопасности.
Когда связь с родителями прерывается, ребенок ощущает угрозу существованию. Эта угроза всплывает каждый раз, когда ребенок ощущает малейший намек на свою ненужность родителям.
В это время маленький человек как бы понимает, что с ним что-то не так, словно он какой-то «не такой», какой-то неправильный, или даже дефектный.
Чем больше таких переживаний у ребенка возникает, тем крепче врастает в его нутро комплекс неполноценности.
Родители не виноваты. Просто в нашем обществе принято манипулировать любовью. Дать почувствовать ребенку, какой он плохой, – самый простой способ его подчинить.
Будучи плохим для своих родителей, ребенок ощущает, что он – бесполезная ноша, его не любят, он не нужен. Переживание своей дефектности случается с родительским чадом каждый раз, когда его лишают любви.
Ведь ребенок не понимает, что все это – общепринятые воспитательные меры. Эти меры детским сознанием каждый раз воспринимаются как угроза жизни.
В итоге все мы вырастаем невротиками, зависимыми от общественного мнения. Любой косой взгляд пробуждает пресловутый комплекс, словно у нас очередной раз ковырнули ту самую, вечно кровоточащую рану.
Все мы здесь очень даже склонны ощущать себя дефектным ничтожеством, когда наша личность теряет свои рейтинги в любой мыслимой ситуации.
В отношениях с любимыми все мы зачастую просто самоутверждаемся. Получить дозу внимания от важных нам людей – высшее наслаждение.
В это время на бессознательном уровне мы как бы получаем подтверждение о том, что мы – достойны существования, нас пока что еще можно не выкидывать на помойку.
Даже, когда котенок позволяет нам погладить его шерстку, – это взаимное признание. А если котенок убегает, он ощущает угрозу, а мы, сложные создания, ощущаем свою недостойность.
Каждый наш ход в этой игре можно свести к самоутверждению. Это – пресловутое чувство собственной важности.
Мы проделываем все это просто для того, чтобы хоть как-то компенсировать свою иллюзорную убогость, поводок, который в раннем детстве на нас нацепили взрослые, чтобы сделать нас управляемыми.
Величие или унижение?
С годами мы собираем коллекцию объектов своей гордости. Из них складывается образ, которым мы можем гордиться.
Все, что идет вразрез с этим образом, создает в нас самые тяжкие переживания. Привязанность к этому образу создает психическое напряжение, превращая любое общение с другими людьми в напряженный экзамен.
Не сдать экзамен – означает проколоться, показать свою летальную недоброкачественность и опозориться.
Если, к примеру, раздражительность не вписывается в наш образ, это переживание мы будем всеми силами сдерживать и подавлять. Ведь это идет вразрез с ложным образом добродетельного человека, которым мы гордимся.
Часто мы исполняем номинальные действия доброты, тот необходимый минимум, который требуется только для того, чтобы поддерживать лживые маски, извлекая из них пищу для чувства собственной важности.
А если показатель собственной важности падает, и нам сегодня нечем гордиться, мы ощущаем свою «непригодность» и никчемность.
Теперь мы никому не нужны, нас лишат всех благ, сделают изгнанниками, забудут, и все, что в итоге останется, – просто загнуться где-нибудь в грязной луже под забором.
И все это потому, что сейчас нам нечем гордиться, потому что ложный образ оказался ложным. А мы как бы и не знали.
Мы компенсируем свою неполноценность самоутверждением. Мы доказываем другим людям, что являемся качественными и достойными «употребления».
На самом деле мы доказываем все это самим себе, просто потому, что до сих пор с раннего детства продолжаем сомневаться, что достойны существования.
Эта компенсация в нашей жизни принимает воистину наполеоновские масштабы.
У человека, как у героя в игре есть свои «параметры». Например: сила, ловкость, интеллект, интуиция и пр.
Можно назвать эти параметры нашими сильными и слабыми сторонами. На силу и слабость параметров влияет опыт.
Под опытом я не имею ввиду черствость и количество половых контактов. Опыт – это количество впечатлений, которое мы получаем, совершая то или иное действие.
Скажем, сейчас я получаю опыт постукивания подушечками пальцев по клавиатуре. Чем больше внимания я уделяю этому процессу, тем больше у меня впечатлений от этого процесса, и тем больше я получаю опыта.
Если человек привык направлять внимание на свои чувства, разглядывая их как наблюдатель, он становится опытней в своих чувствах.
Именно благодаря осознанности процесс обретения опыта становится более интенсивным. Проживая любое явление максимально осознанно, мы получаем максимум опыта.
Всевозможные «глупости» мы совершаем именно в тех вещах и процессах, где нам не хватает опыта, где требуются те параметры нашей личности, которые на сегодняшний день «прокачаны» в меньшей степени.
Быть неопытным в чем-либо – совершенно нормально. Но вся беда в том, что мы привыкли строить свою самооценку на наших самых сильных качествах, которые проявляются порой в редких случаях.
А коварная жизнь всегда пинает только по самым слабым местам. Как не может сгореть огонь в огне, а вода затопить океан, так и наши сильные стороны не могут быть задеты.
Наши истинные слабости не являются простым отсутствием опыта. Истинные слабости – это субъективные переживания, которыми мы оцениваем себя.
Низкая самооценка – иллюзия, которую нашептывает голос нашей «недолюбленности», голос неутолимого комплекса неполноценности.
Наши слабости – словно нервные окончания, шипами торчащие из наших тел. Мы бредем по жизни, задевая этими болезненными психическими отростками других людей.
Проецируя свои слабости на внешний мир, мы оцениваем его как мир враждебный.
Очень часто мы хотим выглядеть, как киношные персонажи, у которых внутри нет и капли дерьма.
Из тех ролей, что мы способны играть, мы выбираем для себя наиболее красивые, представляя, как возвеличивается наша маленькая личность на королевском престоле, упоенная всеобщей любовью и признанием.
Стремление к славе и уважению – чистый комплекс неполноценности. Какие бы геройства мы не совершили, какие бы заслуги не обрели, этого всегда будет мало.
Дефектность личности неутолима просто потому, что ее не существует. Эта галлюцинация личной дефектности – бездонный колодец, заполняя который мы так и будем терять энергию, в итоге продолжая оставаться ни с чем.
Сколько бы сил мы не вложили в собственное благосостояние, в надежде утолить чувство собственной важности, горизонт счастья всегда остается впереди. Эта погоня никогда не кончится.
Вечное бытие существует, но нашему маленькому эго в нем места нет. Оно рождается и умирает. В конечном итоге нам остается либо эффективно заземляться, забываясь в социальных программах, либо искать просветления, чтобы перестать отождествлять себя со смертным «я».
Полумеры допустимы как полумеры. Унижение и возвышение, жизнь и смерть, смысл и бессмысленность – все это крайности.
Истинная неважность не является негативной, или же позитивной. Это – просто свобода от иллюзий, бескомпромиссная честность с собою, и если угодно, – прямой путь к истине.
Свобода приходит, когда мы избавляем себя от мучительных самооправданий, от страха оказаться недоброкачественным ничтожеством, когда мы видим и признаем истинные причины своего поведения.
Тогда страх, агрессия, чувство вины и комплекс неполноценности сами собою сходят на нет.
Только признав свое ничтожество, можно убедиться в том, что ты – в порядке, нормальный, одобренный и Бог тебя любит!
